Методологически анализ основан на классике – работах Теды Скочпол и Хуана Линца. Как ни странно, режим Чаушеску, несмотря на всю коммунистическую риторику и членство в советском военном блоке, хорошо классифицируется как «султанический режим» - нечто похожее на Маркоса, Трухильо и иранского шаха. В годы правления Чаушеску жестокости особой не было собственно, было свободнее, чем у нас в брежневские годы и даже, в некоторых отношениях, свободнее, чем в Чехословакии и Венгрии. Зато коррупции и разврата было как в Доминиканской республике. Но меня не классификация заинтересовала, а фактура – эта книга – скорее работа по истории, чем по политологии.
Сиани-Девис пишет крайне спокойно – нигде нет выкриков «это и это – миф!», «на самом деле всё было так!» - а ведь это самый распространённый способ сделать исторический нарратив интересным. Но, подробно разбирая эпизод декабрьских событий за эпизодом, цифру за цифру, он потихоньку справляется с разными мифами – и «мифом о всесильных спецслужбах» (действия руководителей всех подразделений Секуритате в дни волнений – совершенно стандартные метания людей, не понимающих кому присягать на верность и чьи команды исполнять), и «мифом о врагах революции» (по отдельности многочисленные эпизоды, в которых одни подразделения сражались против других из-за неразберихи, давно разобраны), и «мифом об американской руке» (что якобы американцы сдали Чаушеску), и «мифом о советской руке» (что якобы Горбачёв сдал Чаушеску). И «маленькие мифы», появляющиеся чуть ли не в любой стране, во время переворотов и волнений – о снайперах-женщинах, об иностранных наёмниках (здесь «арабы» - и ни одного трупа).
Читатель ждёт заговора, а здесь просто история о том, как полная утрата обратной связи приводит к распаду режима личной власти. Обратная связь была утрачена надёжно: пререкаясь со своими палачами во время двухчасового «суда», Чаушеску называл совершенно бредовые цифры потребления среднего румына. Вся его стратегия во время волнений опиралась на то, что он считал себя очень популярным среди рабочих. Когда его выступление на последнем митинге прерывают недовольные крики, на лице отражается не гнев, а изумление.
Опровержение мифов состоит именно в подробном, по дням, по цифрам разборе эпизодов. Но от историка требуется немалая интеллектуальная храбрость, чтобы сказать, что не было там никакого особого заговора, всесильных и злодейских спецслужб и решающего постороннего вмешательства.
