В этом и тогда, десять лет назад, было что-то привлекательное - из зрительского кресла, конечно. Герой (Кох) сам, как в первобытные времена, как в американском блокбастере, своими руками-зубами перегрызает горло тому, кто нанёс ему несмываемую кровью обиду. Делает ему настоящий тру грит. Да, конечно, хороший сценарист бы начал с того, что Гусинский убил отца Коха, героического полицейского и даже мать, а маленького Коха бы пощадил, а то и не заметил. Жизнь скучнее хорошего сценариста, так что в жизни Гусинский просто разрушил политическую карьеру Коха. Не за что-нибудь, к слову, а за чуть ли не единственный в российской истории приватизации честно проведённый аукцион, аукцион «Связьинвеста». Правило простое – если проводится открытый восходящий аукцион, там легко поддерживать сговор. Аукцион «Связьинвеста» был аукционом первой цены, в котором участники не могут, по существу, сговориться. Но я отвлёкся.
Альфред Кох – речь, конечно, не идёт о реальном человеке, а о публичном персонаже – идеальное воплощение индивидуализма. Для него действительно нет ничего святого, но в эту неспособность воспринимать что-то как святое входит и неспособность смириться со своим местом в жизни, заданным происхождением и воспитанием, неспособность воспринимать мир – политическое устройство, экономическое устройство – таким, как он есть. Из таких людей выходят прекрасные революционеры – так, собственно, Кох и был одним из тех повивальных бабок, которые принимали страну, рождённую из коллапса советской системы. Именно такие люди защищают город, когда все остальные уже сбежали или сдались. Именно они, первыми пробившись в крепость во время штурма, после победы везут домой не знамёна побеждённых, а трофейное барахло.
А Шендерович прав. Разгром НТВ весной 2001 года – не последний и не решающий шаг в разрушении российской прессы, но это хорошо различимый и широкий шаг туда, где мы находимся сейчас. Дело не в том, что российское телевидение сейчас несвободно. Оно просто по-настоящему, ощутимо хуже. Даже те новости, которые никак не попадают под какие-то ограничения, сообщаются медленнее и менее профессионально. Корреспонденты, ведущие, редакторы ощутимо хуже разбираются в происходящем. Основной цензор сейчас – не какой-то сотрудник администрации, а просто низкое качество. Этот шаг можно было не делать. И уж, конечно, Кох мог бы прекрасно воздержаться от участия в плохом деле.
Разговоры же о том, что разгром НТВ не был разгромом свободной прессы, кажутся мне разговорами для бедных, или, точнее, для глупых. Кто говорит, что «свобода слова» - это что-то приятное, тёплое, уютное? Свобода прессы – это когда твой кумир может оказаться в грязи в любую минуту. Свобода прессы – это когда ты вынужден разбираться в сортах грязи, которой обливают друг друга политические оппоненты. А как иначе происходит политическая конкуренция? В этом и смысл слова «выборы» - чтобы выбирать, нужно чтобы кто-то покопался за нас в грязном белье и выложил, чтобы мы могли выбрать… Один канал выложил одно, другой - противоположное, но, когда у нас больше информации, выбор будет лучше.
Да, и ещё одно. Евгений Киселёв, вечер за вечером рассказывающий, как плохи мэр и президент – это свобода прессы. Когда по телевизору политиков, которые в этот момент находятся у власти, хвалят – это не свобода прессы. А когда ругают – это свобода. Никакой симметрии тут нет. Частный телеканал, участвующий в информационной войне – это свободная пресса. А государственный канал, участвующий в информационной войне – это не свободная пресса. Никакой симметрии нет. Кох не прав.
Так, в итоге что у меня получилось? Симпатичный герой Кох выступил на стороне зла. Убивая убийцу полицейского, убил несколько замызганных и шумных, но хороших и добрых людей...
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →